Если твирь заместо крови - Язва не возьмёт...
Авторство November Light
Часы пробили три. Рихарт работал.
Покрасневшие от бессонницы глаза вглядывались в очередную чашку Петри, покрытую багровым слоем плотной питательной среды. Слева, немного в стороне от рабочего пространства, высилась аккуратная стопка из двух дюжин уже засеянных чашек - вниз крышками, как и положено, чтобы влага, которая неизбежно сконденсируется на прохладной стеклянной крышке, не смывала микроорганизм с поверхности. Перемежающиеся кругляши оранжевого, розового, жёлтого, чёрного, вишнёвого цветов, несомненно, представляли собою весьма занимательное для досужего наблюдателя зрелище: то ли макет диковинной стеклянной башни (придумают же такое!), то ли не менее странный вольтов столб, составленный из каких-то неизвестных металлов, да ещё разделённых вместо пропитанных солёной водой тряпочек стеклом… Впрочем, никаких досужих наблюдателей в лаборатории быть не могло. Хотя Таиров, разумеется, предлагал Рихарту свою помощь, от которой тот категорически отказался: ни у главного врача, ни у кого либо ещё не было столь богатого опыта микробиологической работы, каким обладал он сам.
Поднесённая к глазам чашка откладывается в сторону – недалеко, так, чтобы не глядя можно было снова взять её; пальцы искалеченной правой руки, покрытые белой резиной перчатки (непудреной, естественно – зачем сыпать тальк в чашку с микробами?) с трудом подхватывают стеклянный цилиндрик пипетки с насаженным на него каучуковым шлангом и грушей. Пальцы левой извлекают из чаши с тёплой водой круглую колбочку, заткнутую ватной пробкой. Зажатая между безымянным и мизинцем, она легко освобождает горлышко, которое немедленно погружается в пламя спиртовки. Затем оранжевый язычок облизывает носик пипетки. Ещё мгновение доктор держит её на воздухе, давая возможность остыть, а затем пронзает стеклянным стержнем узкое горлышко колбы, доставая до поверхности наполняющего её мутной жидкости.
Физиологический раствор плюс мёртвая ткань. Таиров утверждал, что тела умерших полностью стерильны, ведь никто из санитарок, сестёр милосердия, обряжавших покойников и ухаживавших за умирающими не заразился… Однако вскрытия и он, и его ассистенты проводили в перчатках, масках - никто из них непосредственно со внутренностями умерших не контактировал. А что если эта дрянь после мумификации образует споры, которых на поверхности нет, но которые, скажем, при поедании мёртвого тела заражают хищника (вдруг именно так возбудитель циркулирует в дикой природе)? Обнаружить же их микроскопически ещё сложнее, чем бактериальные клетки, особенно если они не взаимодействуют ни с одним из известных красителей.
Пришлось проделать воистину неприятную процедуру. Очередного усопшего доктор вскрывал собственноручно. Соблюдая все предосторожности, вырезал у мертвеца часть толстого кишечника вместе с содержимым (один из симптомов –обезвоживание, вдруг это какая-то чудовищная разновидность холеры?), сердце, печень, почку, часть лёгкого, участок головного мозга и несколько фрагментов мышц. Затем перемешал куски мёртвой плоти и пропустил их через мясорубку, после чего разбавил получившийся фарш (Рихарт упорно именовал его «гомогенатом») стерильным физиологическим раствором. Эту смесь он и собирался прорастить теперь на всех известных весьма неглупому и образованному доктору питательных средах. Будь то бактерия или грибок, но, если хоть в одном из органов покойника они оставили затаившиеся споры или несколько полумёртвых клеток, то теперь они смогут прорасти…
Должны прорасти!
Рихарт слегка ослабляет нажим на стенку каучуковой груши (долго же приходилось учиться работе с пипеткой на бесчисленных занятиях в лаборатории!), и столбик прозрачного раствора резко подскакивает до отметки «0,5». Слишком много, на посев нужна всего одна капля. Прижать пальцы чуть сильнее… Быстрым движением пипетка извлекается наружу, пробка возвращается на место, колба снова в воде. Рука подхватывает чашку, - как же сложно управляться непослушными пальцами! - ставит её на стол, аккуратно приподнимает крышку. Резко сжимает резиновый шарик… Кап! На багровом поле расплывается капля.
Теперь необходимо поскорее размазать посеянный образец по всему багровому кругляшу. Шпатель – хитро изогнутый кусок толстой стальной проволоки – уже опущен в склянку с чистейшим винным спиртом. От прикосновения спиртовки этанол вспыхивает, красивый венец оранжево-синего пламени на несколько мгновений охватывает проволоку. Всё, инструмент простерилизован. Провести им по стеклу чашки – остудить, дабы не сжечь возбудителя – и растирать до тех пор, пока ещё будут видны отдельные капельки.
Чашка возвращается на место. Взять новую пипетку – и повторить операцию, но уже с другим флаконом «мёртвой каши»: для удобства мёртвые ткани разбиты на несколько групп. Сердце и печень уже внесены, на очереди – почка, лёгкое и кишечник. Глаза слипаются от усталости, но нет, ещё нельзя позволить себе расслабиться. Нужно закончить посев… непременно закончить его сегодня… и тогда, возможно, уже завтра утром… таинственный возбудитель будет пойман.
Рихарт работал...
Часы пробили три. Рихарт работал.Покрасневшие от бессонницы глаза вглядывались в очередную чашку Петри, покрытую багровым слоем плотной питательной среды. Слева, немного в стороне от рабочего пространства, высилась аккуратная стопка из двух дюжин уже засеянных чашек - вниз крышками, как и положено, чтобы влага, которая неизбежно сконденсируется на прохладной стеклянной крышке, не смывала микроорганизм с поверхности. Перемежающиеся кругляши оранжевого, розового, жёлтого, чёрного, вишнёвого цветов, несомненно, представляли собою весьма занимательное для досужего наблюдателя зрелище: то ли макет диковинной стеклянной башни (придумают же такое!), то ли не менее странный вольтов столб, составленный из каких-то неизвестных металлов, да ещё разделённых вместо пропитанных солёной водой тряпочек стеклом… Впрочем, никаких досужих наблюдателей в лаборатории быть не могло. Хотя Таиров, разумеется, предлагал Рихарту свою помощь, от которой тот категорически отказался: ни у главного врача, ни у кого либо ещё не было столь богатого опыта микробиологической работы, каким обладал он сам.
Поднесённая к глазам чашка откладывается в сторону – недалеко, так, чтобы не глядя можно было снова взять её; пальцы искалеченной правой руки, покрытые белой резиной перчатки (непудреной, естественно – зачем сыпать тальк в чашку с микробами?) с трудом подхватывают стеклянный цилиндрик пипетки с насаженным на него каучуковым шлангом и грушей. Пальцы левой извлекают из чаши с тёплой водой круглую колбочку, заткнутую ватной пробкой. Зажатая между безымянным и мизинцем, она легко освобождает горлышко, которое немедленно погружается в пламя спиртовки. Затем оранжевый язычок облизывает носик пипетки. Ещё мгновение доктор держит её на воздухе, давая возможность остыть, а затем пронзает стеклянным стержнем узкое горлышко колбы, доставая до поверхности наполняющего её мутной жидкости.
Физиологический раствор плюс мёртвая ткань. Таиров утверждал, что тела умерших полностью стерильны, ведь никто из санитарок, сестёр милосердия, обряжавших покойников и ухаживавших за умирающими не заразился… Однако вскрытия и он, и его ассистенты проводили в перчатках, масках - никто из них непосредственно со внутренностями умерших не контактировал. А что если эта дрянь после мумификации образует споры, которых на поверхности нет, но которые, скажем, при поедании мёртвого тела заражают хищника (вдруг именно так возбудитель циркулирует в дикой природе)? Обнаружить же их микроскопически ещё сложнее, чем бактериальные клетки, особенно если они не взаимодействуют ни с одним из известных красителей.
Пришлось проделать воистину неприятную процедуру. Очередного усопшего доктор вскрывал собственноручно. Соблюдая все предосторожности, вырезал у мертвеца часть толстого кишечника вместе с содержимым (один из симптомов –обезвоживание, вдруг это какая-то чудовищная разновидность холеры?), сердце, печень, почку, часть лёгкого, участок головного мозга и несколько фрагментов мышц. Затем перемешал куски мёртвой плоти и пропустил их через мясорубку, после чего разбавил получившийся фарш (Рихарт упорно именовал его «гомогенатом») стерильным физиологическим раствором. Эту смесь он и собирался прорастить теперь на всех известных весьма неглупому и образованному доктору питательных средах. Будь то бактерия или грибок, но, если хоть в одном из органов покойника они оставили затаившиеся споры или несколько полумёртвых клеток, то теперь они смогут прорасти…
Должны прорасти!
Рихарт слегка ослабляет нажим на стенку каучуковой груши (долго же приходилось учиться работе с пипеткой на бесчисленных занятиях в лаборатории!), и столбик прозрачного раствора резко подскакивает до отметки «0,5». Слишком много, на посев нужна всего одна капля. Прижать пальцы чуть сильнее… Быстрым движением пипетка извлекается наружу, пробка возвращается на место, колба снова в воде. Рука подхватывает чашку, - как же сложно управляться непослушными пальцами! - ставит её на стол, аккуратно приподнимает крышку. Резко сжимает резиновый шарик… Кап! На багровом поле расплывается капля.
Теперь необходимо поскорее размазать посеянный образец по всему багровому кругляшу. Шпатель – хитро изогнутый кусок толстой стальной проволоки – уже опущен в склянку с чистейшим винным спиртом. От прикосновения спиртовки этанол вспыхивает, красивый венец оранжево-синего пламени на несколько мгновений охватывает проволоку. Всё, инструмент простерилизован. Провести им по стеклу чашки – остудить, дабы не сжечь возбудителя – и растирать до тех пор, пока ещё будут видны отдельные капельки.
Чашка возвращается на место. Взять новую пипетку – и повторить операцию, но уже с другим флаконом «мёртвой каши»: для удобства мёртвые ткани разбиты на несколько групп. Сердце и печень уже внесены, на очереди – почка, лёгкое и кишечник. Глаза слипаются от усталости, но нет, ещё нельзя позволить себе расслабиться. Нужно закончить посев… непременно закончить его сегодня… и тогда, возможно, уже завтра утром… таинственный возбудитель будет пойман.
Рихарт работал...
-
-
08.04.2012 в 14:32-
-
08.04.2012 в 14:55-
-
10.04.2012 в 00:18-
-
10.04.2012 в 00:31