История древних свитков, ёпрст...

[kyziava12]

Человек. Сокол. Королевна.

В белом мареве тумана редкими светлячками золотились костры, где-то дальше драл горло коростель. Не было слышно ни окликов часовых, ни фырканья лошадей, ни звука шагов – только этот исступлённый, изматывающий душу сухой скрип.


Человек спустился к реке. Он погрузил в воду руки, чувствуя, как упругое течение стремится вырваться из пальцев, а затем, поймав его в пригоршню, сделал глоток. Капли побежали по подбородку, шее, оставив тёмные пятна, впитавшиеся в одежду – они были так же холодны, как и роса на траве, на песке…
Из плоского кошеля у пояса человек извлёк свежий лист какого-то растения. Он пах свежо и остро прохладной зеленью. Сок его отдавал сладким, и теперь даже ночной холод не был помехой: человек откинулся навзничь и, прикрыв глаза, мысленно вызвал любимый образ.
За долгое время он изучил его настолько, что в любой момент мог описать даже самую маленькую, самую незначительную примету. Он знал, что на спине, под левой лопаткой, у неё есть маленькая, с горошину, почти чёрная родинка – она едва выступает над кожей как мишень для чужой стрелы; он знал про шрам на бедре, от стрелы и полученный. Про быстрые пальцы и меткие глаза. Про шёлк её кожи и твёрдость сердца тоже было ведомо ему. Имя её кислинкой таяло на языке, и он позвал…
....Упругие потоки воздуха упирались в грудь, ворошили оперенье; внизу жёлто-серым полотном расстилалась степь, и солнце, отражаясь от неё, било в глаза. Тёмным росчерком по траве скользила крылатая тень. Если бы до такой высоты добирались запахи, она пахла бы ромашкой и тысячелистником…
Сокол защёлкал, заклекотал пронзительно и камнем ушёл вниз. Он целил в белоснежное, как мазок краски на холсте, неподвижное пятнышко. Оно всё росло и росло, и вот уже можно понять, что это девушка в белом платье, она сидит верхом, вглядываясь в ослепительно сияющее бирюзой небо. Её слепит солнце, но вскоре она замечает несущуюся на неё птицу. Миг – и крепкие когти вцепляются в перчатку на её руке. Цокая по-соколиному языком, она угощает сапсана кусочком мяса.
У неё маленький рот с острыми, как клювик пташки, губами, чёрные иголочки-глаза, косы в руку толщиной. Из-под сползающего с плеч ворота выглядывают рычащие и играющие звери – руки, плечи, спина изукрашены узором. Конь под ней вороной масти, нетерпеливо раздувает ноздри, всем телом трепещет.
…Она пахнет тысячелистником и полынью… Горько, терпко… Тонок лёд её запястий… Пьянит, опьяняет… Глаза бездонны… Затягивают в пучину… Он вдруг видит, что цвет их не тёмно-карий, они синие до густой черноты и горит в них яркой искрой отблеск солнца… Синие… Как горечавки… Как ночное небо… Как звёзды в выси… Руки… Лёд… Роса… Холодно…
И тут он уже снова не сокол-сапсан, а человек. Он лежит навзничь, тело колотится от ночного росистого холода…
- Радость моя… - шепчет. В уголках глаз капли: слёзы ли, роса?
И сердце рвётся не оттого, что далеко она, а оттого, что, быть может, её и на свете нету…